Старенький врач-педиатр из Москвы, на боку у него санитарная сумка, подгнившая с одного угла. Этой сумке 40 лет, память о системе Гражданской обороны. Йод в пузырьке выдохся, и осел на стекло коричневым налетом. Прелые бинты рвутся от малейшего усилия. Ножницы и скальпели слепила ржавчина, а от древнего обезболивающего – папаверина, осталась только картонная упаковка. Есть среди нас и сантехник, и два подольских менеджера-экспедитора, и школьный учитель физкультуры из Можайска.

Есть два скинхеда, остатки добровольческой «88 бригады», которая вся полегла в бессмысленных и яростных контратаках под Читой. После переформирования бригада была полностью и уже окончательно уничтожена на северном берегу Байкала во время массовой высадки вражьих десантов. Дважды убитые… По телевизору сказали, что указом Президента, название Бригады было присвоено малой планете в созвездии Гончих Псов, которую недавно открыли российские астрономы.

С нами, эти парни с седой щетиной на стриженных головах, почти не разговаривают. Разметили сектора колышками, и сидят теперь безвылазно в передовом посту с двумя Дегтяревыми и цинком патронов. Спят по очереди, лейтенант их не дрючит и навещает редко – доверяет. Вот и все, что смогла наскрести Родина в своих сусеках, для защиты Восточного рубежа. С другими парнями я еще не успел познакомиться, и, скорее всего, уже не придется.

Вещевое довольствие мы получить не успели, да и не собирался нам его никто давать. Только барахло переводить. Дали двести упаковок-лягушек с пайками, и хватит с нас. Мы жрем эти пайки уже пятый день. Еще два дня – гастрит. Температурный диапазон хранения рационов – от минус 50 до плюс 45. Голые консерванты, ими запрещено питаться больше недели, но про это никто не знает, а я не распространяюсь.

Потому что уверен – наша сбродная команда не доживет до гастрита. Даже отрядом это не назвать, «разложившиеся сердюки». Все одеты пестро, но с претензией на некоторую боевитость – разномастные камуфляжи и берцы, пятнистые охотничьи панамы и кепи. У большинства на ногах кроссовки и, местами встречаются даже остроносые пыльные туфли. Все это плохо сочетается с разноцветными туристскими рюкзаками и спальниками.

Единственное исключение – наш лейтенант в выбеленной кавказским солнцем спецназовской горке, с американским «элисом» за спиной, из которого торчит антенна радиостанции. Питание в ушатанных аккумуляторах село в первый же день, но лейтенант все равно таскает рацию с собой. Наверное, ждет, что она оживет, как в сказке.

Мой второй номер, краснодипломник-историк, выпускник МГУ, приволок охапку кривых сосновых стволиков, накат будем ладить. Но, скорее всего, спалим эти дрова в ночном костерке на дне нашей ямы-ловушки. Накрывшись моей плащ-палаткой будем впитывать дым и тепло. Холод здесь по ночам лютый, далеко за минус. Вчера ночью, парень с РПГ отморозил пальцы на правой руке и ушел в тыл без разрешения. Не оглядываясь. Лейтенант пустил ему очередь в спину, но не попал. У него автомат собран из трех систем, ствол дутый, а крышка ствольной коробки прихвачена для надежности проволокой.

Свой ствол, старенький-новенький, только с консервации, АК 47, он отдал последнему беженцу прошедшему через наши позиции: охотнику-промысловику дяде Леше, крепкому старикану с Иртыша. Просто, дядя Леша остался с нами. Бежать ему из Сибири некуда.

А зарево над тайгой с каждым днем все ярче. В первый день нашу позицию еще обтекали группы беженцев, пробирающихся на Запад. Женщины да старухи крестили нас, или плевали в нас. Всякое бывало. Беженцы и рассказали, что с оккупированных мест мужчин и подростков почему-то не выпускали. Только женщин от 45. Странная на нас шла армия.

Она шла и заселяла. Тысячи людей, в одинаковом синем, возводили только что подорванные мосты, заготавливали лес, кормили брошенный скот, и сразу же начинали запахивать землю. На дворе конец апреля, а май – он весь год кормит… Немцы, только говорили о военных поселениях на Восточных территориях. Эти – делали, даже не дожидаясь ухода линии фронта и разминирования. Теперь и мы стали немцами.

Когда-то, нашу кровь использовали, чтобы потушить пожар национал-социализма. Так тушат степные и лесные пожары, пуская встречный пал. Именно русские подали немцам чашу страданий, и те испили ее безропотно. Теперь наш черед. Но когда-то, придет черед и виночерпия. Так заведено. Мы славно потрепали и обескровили нашего великого Восточного соседа. А времени у него мало, самый малый срок восстановления мужского населения – 14 лет. В этом возрасте, азиата уже не сносит с ног отдачей, а значит, он может воевать. Успеют желтолицые, или тоже, покорно припадут к сосуду?

Интересно только одно – кто наполняет чашу страданий? Кто заведует винной лавочкой и собирает всю выручку? Впрочем, я-то догадываюсь.
Поток беженцев, похоже, окончательно иссяк и это стал самый страшный наш Знак. Дед-охотник с двумя своими собачонками, с утра до ночи нарезает петли по тайге, летучая разведка.

Пытается определить, кто слева от нас на флангах, а кто справа. Но, судя по всему, мы здесь одни. Иначе, лейтенант поставил бы нас в известность. Хотя бы, для поднятия боевого духа. А так, он молчит, к чему-то прислушивается, и чернеет лицом не с каждым днем, а с каждым часом.

Вместе с командиром и на нас накатывает сладостное, предсмертное томление, безграничная скука, внутри которой – жалость к самому себе и ничего больше».